Забежав в вокзальный магазин, прикупить бутылочку-другую тёмного пива перед дальней дорогой, был обвинён в наглом и циничном воровстве двумя вполне приятными, но исключительно расстроенными девушками. Дело в том, что войдя в магазинчик через один вход и бегло оглядев местный холодильник, где не нашёл искомого, немедля выбежал через другой вход.

Отбежав бодрым скоком шагов на пять, услышал в спину негодующие выкрики "Молодой человек!" и обернулся, думая, что мог что-то потерять. Меня нагнали уже упомянутые девушки, до этого что-то увлечённо покупающие в магазине. Две представительницы прекрасного пола, заявили, что я, есть никто иной, как мерзкий воришка вот только что лишивший их материальных средств на сумму в 500 рублей. Как я понял из их весьма сумбурных объяснений, оные средства лежали уже перед продавщицей и готовились превратится в шоколадку, чипсы и сдачу, когда я, этакий негодник, настиг их быстрой своей рукой и выскочил вон. Я пару раз хлопнул глазами и вполне честно заявил, что не имею привычки красть пятисотрублёвые бумажки у малознакомых девушек и скрываться в неизвестном направлении. Сочтя, что на этом конфликт исчерпан, я попытался гордо удалиться, но был предательски ухвачен за кончики шарфа и чуть не придушен милыми дамами, явно разгневанными моей попыткой ретироваться.

Девушки были прекрасны. Они обвиняли меня всеми возможными способами и взывали к моей совести. Девушки говорили, что я - вор. Что я, в конце концов, веду себя непорядочно, что это не по-мужски красть деньги у честных девушек. Девушки хватали меня за шарф и кофту. Держали за лямки рюкзака, чтоб я, не дай Бог, не покинул место преступления. Девушки сверкали очами, огорчённо цокали языками и злобно пырили, пытаясь, видимо, получше рассмотреть тёмные пятна на моём чёрством сердце. Девушки сопроводили меня в магазин и показали, откуда конкретно я, этакий хмырь, спёр их последние сбережения. Девушки потребовали от продавщицы засвидетельствовать то, что это я, я, украл эти деньги. Девушки пытливо интересовались, зачем это я, вылетел с такой скоростью из приличного магазина, если не я стащил их кровью и потом заработанные 500 рублей. Девушки бегали за представителями охраны правопорядка и негодовали мне в лицо.

Я оправдывался. Я заверял, что никогда бы так гнусно не поступил. Что мне их средств ненать, что мне хватает своих, что я зарабатываю вполне достаточно, чтобы не красть у девушек пятисотрублёвые бумажки в привокзальных магазинах. Я хлопал ресницами и глупо улыбался дрожащими губами. Я старался не злить их. Я сопроводился в магазин без всякого сопротивления. Я выслушал продавщицу, бубнившую, что деньги эти мог взять только я, потому как никто другой в магазин не заходил. Я объяснял, что у меня и денег-то таких пятисотрублёвых нет, а только православные тысячные...

Всё было напрасно. Личность моя в глазах девушек крепко-накрепко проассоциировалась с разбойником последней степени подлости и отказываться от своей версии событий они явно не желали. Но, позванные охранники правопорядка не шли, пятьсот рублей, не смотря на все вопли и обвинения, я отдавать отказывался, за их неимением, а время шло к отправлению моего поезда, о чём я и уведомил милых дам. Потерпевшие, видимо, приглядевшись ко мне чуть внимательнее, начали осознавать, что на вокзального воришку я не сильно тяну. Они заявили что-то вроде, того "Ну и что стоите?! Идите. Идите, если вам позволит совесть! Держать вас тут никто не намерен!". Видимо, по мнению девушек, я должен был немедленно разрыдаться, порвать на груди кофту, признаться во всех смертных грехах, отдать им их пятьсот рублей и взявшись с ними обоими за руки начать новую, счастливую жизнь, устремившись к истинному Свету. Этого, однако, не произошло. Явно оскорбив девушек в лучших чувствах, я цинично пожал плечами, пожелал девушкам всего доброго, и продолжил прерванный бодрый скок к поезду. Даже пиво покупать не стал.

Заскочив в поезд и устроившись в своём купе, я усомнился в своём разуме и немедля проверил, нет ли в кармане лишней пятисотрублёвки? Но нет. Лишних денег в карманах не обнаружилось.