Интервью все какие-то однообразные пошли. Надо придумывать что-то новенькое. Посерьёзнее и пооригинальнее.
Смех сквозь правду
Поэт Игорь Иртеньев - о жизни и творчестве
Чтобы там ни рассказывали о том, что говорить правду всегда легко и
приятно, это, к сожалению, не вполне так. Приятно говорить правду лишь
о чем-нибудь хорошем. Наверное, поэтому беды и проблемы у нас зачастую
замалчиваются, отводятся на второй, а то и на третий план. Поэту Игорю
ИРТЕНЬЕВУ в полной мере удается доносить правду о нашей временами
весьма нелегкой жизни, да еще и делать это в весьма ироничной форме.
Читая стихи Иртеньева, смеешься, и лишь потом понимаешь, что смеешься
во многом над собой.
читать дальшеСтарая Москва
- Игорь Моисеевич, расскажите, пожалуйста, о Москве, которую вы знали в детстве.
- Я вырос на Таганке. Родился в роддоме имени Клары Цеткин. В то время
было практически два роддома, где все москвичи появлялись на свет.
Первый - знаменитый имени Грауэрмана, располагавшийся в начале Нового
Арбата. Второй в Шелапутинском переулке - имени Клары Цеткин. Оттуда я
переехал в дом, где жили мои родители, в переулок с символическим
названием Марксистский. Ныне, по-моему, этот переулок не сохранился.
Осталась лишь Марксистская улица, да и там все перестроено. Сейчас это
уже абсолютный центр, тогда же была чуть ли не самая окраина Москвы - в
двух остановках от Абельмановской заставы, где, собственно, город уже
заканчивался. Это было очень тихое, патриархальное, я бы сказал, место.
Буквально в двух шагах от нас стояли крохотные одноэтажные домишки,
которые можно сейчас увидеть, наверное, только в фильме “Место встречи
изменить нельзя”. В одном из них, помню, даже держали корову.
- А любимые места в Москве у вас тогда были?
- В первую очередь, естественно, те, где я вырос. Кроме того, район
Андроникова монастыря, где сейчас музей Рублева, Бульварное кольцо,
Замоскворечье... Парадная и нарядная Тверская тоже характерное
московское место. Но, в принципе, то, что сейчас сделал с городом
Лужков, уже совершенно непоправимо. Никакому Кагановичу такое и не
снилось.
- То есть раньше было тише и красивее?
- Дело даже не в том, что тише. Москва оказалась вычеркнута из списка
мировых культурных памятников, потому что этих самых памятников в
столице почти не осталось. Это сплошной новодел, который ни в какие
реестры не вносится. Если Питер весь - город-музей, то в Москве остался
лишь центр, да и тот благополучно перестраивается.
Немного учебы
- Любили ли вы учиться?
- Не могу сказать, что мои школьные годы были необычно счастливыми.
Учиться я не любил тогда и не люблю до сих пор. Я сменил четыре школы и
нигде не ходил в отличниках. Были проблемы и с дисциплиной. В общем,
обычное советское детство.
- Но хоть какие-то любимые предметы были?
- Физкультура, пожалуй. Может быть, в какой-то степени история, потому
что родители были историками. Еще, непонятно с каких дел, мне нравилась
тригонометрия. А преподаватели литературы, кроме, пожалуй, одного,
делали все, чтобы отбить любовь к своему предмету. Материал излагался
страшно казенно и совершенно невыразительно. Книги я полюбил лишь
потому, что много читал с раннего детства.
- А какие из раннего детства вспоминаются?
- Они и сегодня входят в число самых любимых. “Остров сокровищ” и “Три
мушкетера”. Хотя с тех пор прочел немало, эти до сих пор стоят на моей
золотой полке. По-настоящему классная литература, не детская, а
абсолютная универсальная.
- Почему вы выбрали именно ленинградский институт?
- Поступил я с подачи моей бабушки, которая выудила в газете объявление
о наборе на заочное отделение Ленинградского института киноинженеров.
Там я прокантовался семь лет с одной академкой. Один академический
отпуск и шесть курсов. И не бросил его только потому, что уже где-то
лет с двенадцати понял, что решительно не хочу служить в Советской
армии. Я оттягивал этот момент как мог. Но год отслужить все же
пришлось. Армия - единственный мотив, по которому я вообще не бросил
институт, потому что это все для меня было как темный лес. По
специальности, инженером, я не работал ни одной минуты. В 65-м году,
едва поступив, я познакомился в институте с ребятами с телевидения, и
они предложили мне пойти туда. Проработал я там почти 20 лет.
- В какой должности?
- Называлось это механик по обслуживанию киносъемочной техники, в кино
эта специальность называется супертехник, сокращенно - супер. Помогал
оператору, возил тележки и краны, заряжал камеру. А потом работал на
хронике. И когда пошел работать на хронику, изъездил практически всю
страну.
- Какие впечатления от тогдашней жизни в разных уголках России?
- Телевидение не приезжало в те места, где был какой-то явный негатив,
особенная бедность, нас туда не возили. Была в основном парадная
картинка. Я не могу сказать, что глубоко проник в народную жизнь,
работая в съемочной группе. Приезжали мы в основном на передовые
предприятия, а если это был “Сельский час”, то, соответственно, в
передовые колхозы... Но понятно было, что в целом жизнь в стране, мягко
говоря, не сахар. Не уверен, впрочем, что сегодня она намного слаще.
Грустно за юмор и ТВ
- Как появился ваш, пожалуй, самый известный образ поэта-правдоруба?
- Появился он, когда началась передача Виктора Шендеровича “Итого”. Ее
шеф-редактор, мой и поныне близкий друг Сергей Феоктистов, придумал для
меня это слово “правдоруб”. Это его ноу-хау, на это слово у него,
условно говоря, авторские права. Жаль, он ими не пользуется, потому что
оно сейчас вошло уже в лексикон безотносительно ко мне. Не так уж
много, согласитесь, людей, которые придумывают новые слова.
- Это было ваше первое появление на телевидении со стихами?
- Нет. Первое было в конце 80-х годов в программе “Взгляд”, очень
популярной тогда, с огромной аудиторией. Я там очень часто выступал, и
объявляли меня там как “классика программы”.
- Когда же к вам пришла известность?
- Думаю, в конце 80-х годов. Первые стихи обращали на себя внимание уже
в 86-м году, заметные подборки выходили в журнале “Юность”, это все уже
имело какой-то резонанс. Но широкую популярность дало только
телевидение. Тебя узнают на улице, просят автограф. Но как только с
него уходишь, немедленно, буквально через три дня, забывают.
- Как вам нынешнее телевидение в сравнении с телевидением советского времени?
- Советское телевидение было по-настоящему профессиональным, но при
этом насквозь идеологизированным. За очень редким исключением. Сейчас
же... На спутниковом телевидении есть несколько отличных каналов -
“Дискавери”,”Кто есть кто”, “Совершенно секретно”, некоторые
киноканалы. А что касается гостелевидения... С разгромом НТВ оно
абсолютно выродилось. НТВ был лидером, на него равнялись. Тогда, с
середины 80-х до начала 2000-х, уровень был очень высоким. Возникло
яркое, свободное, уникальное даже по мировым меркам телевидение. Были
личности, поднимались по-настоящему серьезные проблемы. Потом планка
сразу резко упала.
- А как насчет юмористических программ?
- Осталось буквально две-три передачи, которые по-прежнему сохраняют
уровнь. К примеру, “Городок” со Стояновым и Олейниковым, хотя там уже
сильный напряг со сценариями. Передачи ОСП-студии с замечательной Таней
Лазаревой. Довольно свежий подход и безусловно способные ребята в
программе “Прожекторперисхилтон”. Но они находятся в очень жестких
цензурных рамках и ни на шаг от них не отступают. Могут очень смешно
стебаться над грузинами и эстонцами, но что-то я не слышал там ни
одного слова, направленного против нынешней власти.
- То есть сейчас так же, как и в СССР, какие-то темы не поднимаются на телевидении?
- Сатиры как таковой сейчас вообще не существует. Наверное, последним
был и остается Виктор Шендерович. Я не могу назвать сатирой то, что
cлышу и вижу сейчас. Чаще всего это ниже всякого плинтуса, пошлятина
типа пресловутого “Аншлага” и его бесчисленных производных. Не хотелось
бы, чтобы это восприняли за стариковское брюзжание. Я вполне открыт для
всего нового, яркого, свежего и всегда с большой радостью встречаю
новации, но это явно не тот случай.
Несерьезно о серьезном
- Откуда пришла любовь к поэзии?
- Отец ее любил страстно. У него была очень большая поэтическая
библиотека, по крайней мере, по тем временам. И я ее усердно шерстил
лет с 11. Читал, проникался...
- Какие у вас тогда были любимые поэты?
- Я очень любил Багрицкого, Асеева, Тихонова, в общем, стихи
романтического толка. Блок, Цветаева, Мандельштам, Пастернак появились
позже. Потом к ним добавились поэты военного поколения - Самойлов,
Окуджава, Слуцкий. Потом Заболоцкий, Хармс. Потом Бродский, которого и
сегодня перечитываю постоянно. Всех, за неимением места, перечислить
просто не могу.
- А как сами начали писать?
- Первое свое стихотворение я написал в 16 лет. А следующее - уже в 30. Как-то очень неожиданно это получилось.
- И что подтолкнуло к тому, чтобы начать писать?
- Не могу сказать. Видимо, накопилось что-то такое и открылось. Я
никаких специальных усилий не прилагал. Меня довольно быстро стали
печатать. А потом, тоже очень быстро, что-то из моих стихов стали не
печатать. Цензура.
- А что-нибудь из первых произведений запоминалось?
- Вот мое первое стихотворение:
Он тихо умер на рассвете,
Вдали от Бога и людей.
Светило солнце, пели дети,
Омыта струями дождей,
Планета мирно совершала
Свой долгий повседневный путь.
Короче, эдакая медитативная лирика, а потом меня что-то толкнуло под руку, и я закончил:
Ничто страдальцу не мешало
Спокойно ноги протянуть.
Видимо, в тот момент и проявился в первый раз тот механизм, который во
мне существует до сих пор, именно в этом - несколько неожиданном -
повороте.
- А вы всегда были ироничным человеком, или это как-то позже пришло?
- У нас в семье, в общении друг с другом, присутствовала краска
доброжелательной иронии. И всегда обязательно была самоирония. Родители
не были напыщенными бирюками, мне это передалось.
- Ваша поэзия во многом социальна. Как вы пришли именно к этой тематике?
- Мне трудно сказать. Меня это интересовало - реагировал. Специально не приходил, так мне писалось и по сию пору пишется.
- То есть о том, что видите, о том и пишите?
- Что вижу, что слышу, обоняю, осязаю. Во всяком случае, это не камерная поэзия.
Оригинал находится здесь: www.solidarnost.org/article_new.php?issue=290&s...
Интервью с Игорем Иртеньевым
Интервью все какие-то однообразные пошли. Надо придумывать что-то новенькое. Посерьёзнее и пооригинальнее.
Смех сквозь правду
Поэт Игорь Иртеньев - о жизни и творчестве
Чтобы там ни рассказывали о том, что говорить правду всегда легко и
приятно, это, к сожалению, не вполне так. Приятно говорить правду лишь
о чем-нибудь хорошем. Наверное, поэтому беды и проблемы у нас зачастую
замалчиваются, отводятся на второй, а то и на третий план. Поэту Игорю
ИРТЕНЬЕВУ в полной мере удается доносить правду о нашей временами
весьма нелегкой жизни, да еще и делать это в весьма ироничной форме.
Читая стихи Иртеньева, смеешься, и лишь потом понимаешь, что смеешься
во многом над собой.
читать дальше
Оригинал находится здесь: www.solidarnost.org/article_new.php?issue=290&s...
Смех сквозь правду
Поэт Игорь Иртеньев - о жизни и творчестве
Чтобы там ни рассказывали о том, что говорить правду всегда легко и
приятно, это, к сожалению, не вполне так. Приятно говорить правду лишь
о чем-нибудь хорошем. Наверное, поэтому беды и проблемы у нас зачастую
замалчиваются, отводятся на второй, а то и на третий план. Поэту Игорю
ИРТЕНЬЕВУ в полной мере удается доносить правду о нашей временами
весьма нелегкой жизни, да еще и делать это в весьма ироничной форме.
Читая стихи Иртеньева, смеешься, и лишь потом понимаешь, что смеешься
во многом над собой.
читать дальше
Оригинал находится здесь: www.solidarnost.org/article_new.php?issue=290&s...