Поучительное об одиночестве и нытье.

среда, 01 октября 2008

22:31

Klyaks

С.у.Я. Klyaksa.

Очень я люблю об одиночестве своём безмерном поныть. Мол, бедный я и несчастный, никтой-то меня не любит, да не приголубит. Вот даже сейчас, вроде и смеюсь над этой дурацкой своей чертой, а меж тем ною. А дело всё в чём? Зажрался я, дамы и господа. Откровенно и бессовестно зажрался общением с самыми разными, но всегда крайне интересными, необычными, а зачастую и прекрасными людьми. Очень непросто сознаваться самому себе, что на самом-то деле любое одиночество существует лишь в собственной дурацкой голове. И все предполагаемые мысленные барьеры к общению, выстраиваются лишь моими родимыми тараканами.

Меж тем, не один я такой. Часто замечаю оную черту и в других людях. Так вот. Всем, кто считает себя одиноким для ознакомления:

Из книги"Вечерний звон", весьма любимого мной Игоря Губермана.

Недавно очень поучительный мне сон приснился. Я, правда, сильно позже осознал, что поучительный. В начале я испытывал недоумение и странное предвестие тоски. В компании с людьми, которые весьма сочувствовали мне, осматривал я камеру в тюрьме, где много лет мне предстояло провести. Суд был назначен только на завтра, но исход его был предрешён и всем известен. В камере стоял буфет со множеством разной посуды. И не нары были, даже не кровать, а привлекательного вида пожилой диван. Окно моё в тюремный дворик выходило — очевидно, мне позволено гулять. И стол довольно был большой возле окна, на нём уже лежало что-то. Все друг друга тихо спрашивали, явно обо мне заботясь, сколько книг мне в месяц полагается, и сколько писем можно посылать. А мне уже не странно и не больно — я про всё осведомлён заранее. Но только вот — про что, спросить мне неудобно. Очень хочется остаться одному, уже мне очень надоели эти незнакомые и суетливые доброжелатели. Я знаю их давно, однако же сейчас не помню, кто они. А по костюмам с галстуками судя — из администрации какой-то. В мою сторону они почти не смотрят и ко мне почти не обращаются, хотя выказывают нескрываемую жалость. Я почему-то думаю всё время, что будут трудности с курением, и это беспокоит меня более всего. Какая-то немолодая женщина заботится о бытовом удобстве: трогает диван и проверяет, есть ли в нём постельное бельё. Все, наконец, расходятся, пожимая мне руку, явно торопясь уйти из камеры. Я остаюсь один, закуриваю и плетусь к столу. На нём лежит стопа чистой бумаги, а отдельно — лист, на котором что-то напечатано. Я достаю очки, уже я знаю, что лежит там — обвинительное заключение. Я сразу же читаю про свою вину: "Неправедное чувство одиночества и жалобы на это вслух". А ниже — предложение комиссии какой-то (много подписей под ним): "Наказать реальным одиночеством на срок..." Я понимаю, что завтра суд заполнит многоточие. И тут такая на меня тоска, и злоба на себя, и жалость к близким навалились, что от этих ощущений я проснулся. Лёг на левый бок, наверно, а сердчишко этого не любит — первое, что я подумал, снова собираясь тихо спать. Но сон уже не шёл. А мысли потекли — предутренние, трезвые и осудительные мысли. Что напрасно я болтаю, и что грех мне жаловаться, и что сны случайно не бывают, и что я — неблагодарная скотина.